Любовь Васильевна была женщина начитанная, образованная, умная. Много лет проработала завучем в школе. Потом вышла на пенсию. Дел у неё стало немного, дочь выросла, воспитывать её было уже поздно. Внуков не было – личная жизнь у дочери не складывалась. Любовь Васильевна стала ходить в храм и потихоньку воцерковилась.
Потом она вдруг стала придумывать церковные суеверия, исполнять их и навязывать свои выдумки другим. Всего за пару лет Любовь Васильевна из интеллигентного завуча превратилась в злую, вечно ворчащую и «лучше батюшек знающую что и как делать в храме», бабку.
После исповеди Любовь Васильевна всегда усиленно терла свой нательный крест – она считала, что так её грехи лучше стираются. Она прикладывалась к иконам в строго определенном порядке. Последний определила сама. И если, по своей забывчивости, его нарушала, ждала беду. Дурным знаком для неё была погасшая в руках свеча, поэтому свечи она наловчилась ставить очень быстро. А однажды она строго отчитала молодую мать за то, что та поцеловала своего сына сразу после причастия.
Началась служба. Любовь Васильевна начала тихонько подпевать, но её слегка толкнули. Перед ней встали мужчина и женщина лет 40-45. Любовь Васильевна внутренне возмутилась, но решила промолчать. От парочки несло перегаром. Любовь Васильевна почувствовала прилив сильнейшего гнева.
«Ну как можно в храм пьяными притащиться? — подумала она. – Если они еще хоть что-то выкинут, выгоню», — решила Любовь Васильевна. И стала внимательно наблюдать за парочкой.
Минут десять мужчина с женщиной стояли тихо. А потом стали перешёптываться. Любовь Васильевна быстренько переключила своё внимание со службы на их диалог.
— Троица – это Иисус Христос, Божья Матерь и Николай Чудотворец, — объясняла женщина своему спутнику, — их даже на иконах часто вместе изображают.
Такого жуткого невежества Любовь Васильевна стерпеть не могла. Она набрала в лёгкие побольше воздуха, выпучила глаза и приготовилась ругаться, как вдруг сдулась, словно воздушный шарик.
Она внимательно вглядывалась в толпу. Сначала она подумала, что ей показалось. Но нет, она не ошиблась: эти родные глаза, нос; эти платок и пальто с черной меховой опушкой она узнает из тысячи. Оставшуюся часть службы Любовь Васильевна плакала и благодарила Господа.
Когда народ стал расходиться, Любовь Васильевна подбежала к молодой женщине:
— Света! Ты и в храме. Счастье-то какое! С Рождеством тебя, доченька! – слезы радости бежали по её щекам.
Любовь Васильевна два года ежедневно «выносила мозг» дочери разговорами о том, что нужно регулярно ходить в храм, как и что там правильно делать: подавать свечи, записки, исповедоваться и причащаться.
— Мам, я давно в храм хожу, — Света опустила глаза, — только в тот, который возле работы. А сегодня сюда пришла. Не решилась через весь город ехать.
— Светочка, а почему мне не говорила? Почему отмалчивалась?
— Мам, ты ведь кого угодно «задолбишь» своими суевериями. А меня в первую очередь.
— Так я больше не буду, — улыбнулась Любовь Васильевна. – Обещаю.
Любовь Васильевна сдержала своё слово. Теперь она вместе с дочкой ходит в храм возле дома. Она больше никого не поучает. Так, изредка, тихонько пройдет, приложится к иконам в определённом ей «правильном» порядке. Но это только для того, чтобы беда не случилась.